Как сделать из агнцев бешеных козлищ
Mar. 18th, 2004 03:44 pmПочему-то вспомнилось.
Году в 1994-м на Арбате были чрезвычайно сильны цойманы (ударение прошу ставить на первый слог). Не то, что сейчас. Цойманы кучковались возле, соответственно, стены Цоя, пели там песни Цоя, носили майки с изображением Цоя, а некоторые даже активно косили под Цоя - особенно, помню, был там корейский юноша, выглядевший как очень тощий и очень молодой Цой и служивший предметом обожания многочисленных цойманок. Цойманы часто напивались в жопу, громко орали, но в целом были совершенно безобидны, несмотря на свои угрожающие цепи, скреплявшие их тощие ягодицы с окружающей средой и военными ботинками, присутствовавшими на ногах и жарким летом тоже. Среди цойманок даже попадались симпатичные, если появлялась возможность выделить их расписные лица среди черных маек, черных же джинсов и преимущественно черного нечесаного хаера. У стены, короче, была своя жизнь, и еще какая.
Отступлю лирически: кто как, а вот лично я к стене Цоя всегда питал большое уважение. Языческий культ восточного певца заставлял его апологетов ублажать дух Цоя сигаретами, аккуратно сложенными в естественные углубления стены. Когда у нас заканчивались сигареты, а самый бойкий отказывался в сотый раз пиздовать до ларьков у "Смоленской" и тратить заработанные непосильным музицированием общественные деньги, посылался эмиссар, который незаметно для цойманов собирал табачные подношения. К чести цойманов отмечу, что среди сигарет бывал далеко не только вонючий "Космос", но и "Данхилл" попадался.
Стена Цоя расписывалась любовно и долго. Цойманы постоянно чего-то подновляли, чего-то добавляли, а паскудные надписи ликвидировали. Я даже думаю, у них существовали общественные фонды на краску и баллончики. Одним словом, стена была настоящей святыней племени и вызывала божественные чувства.
Над этими чувствами один раз жестоко подшутили какие-то заезжие панки. Как-то утром, в субботний летний денек, первые цойманы, подошедшие к стене, лишились дара речи, а кое-кого, несмотря на молодость, наверняка сразил апоплексический удар, поскольку стена Цоя больше не восхваляла Цоя, а, напротив, была целиком посвящена Льву Лещенко, сохранив при этом, что самое ужасное, первоначальный дизайн. Теперь надписи гласили: "Лева! Ты с нами!", "Лещенко ушел, но песни его остаются!", "Лева! Волгодон с тобой!". Были и другие надписи, которые я сейчас вспомнить не могу. Была даже выполненная углем голова Лещенко с всклокоченными власьями, пацификом и гитарой. В общем, налицо было глумление и надсмеятельство.
Сказать, что цойманы были в бешенстве - значит, сильно преуменьшить возможности этой уважаемой эмоции. Несколько дней потом та часть Арбата - до Смоленки - гудела по-пчелиному, только пчелы были чрезвычайно мрачны, одеты во все черное, а некоторые даже имели при себе арматуру. Наиболее трудолюбивые цойманы долго реставрировали святыню, страшно матеря при этом панков (те оставили на стене своеобразные визитные карточки с кликухами и надписями типа "пиплы не в обиду Витя хой!"), и стена в итоге приобрела почти первоначальный вид. Однако почти целое лето поклонники Цоя подозрительно вглядывались в лица людей, принадлежавших к панковскому племени, чуть ли не дежурили у стены, а некоторых особо борзых даже побили, невзирая на свою общую миролюбивость.
Мы-то, битло-, роллинго- и дорзманы, мы-то им даже посочувствовали. Сперва смеялись долго, конечно, а потом посочувствовали. Все-таки одно дело делали.
Году в 1994-м на Арбате были чрезвычайно сильны цойманы (ударение прошу ставить на первый слог). Не то, что сейчас. Цойманы кучковались возле, соответственно, стены Цоя, пели там песни Цоя, носили майки с изображением Цоя, а некоторые даже активно косили под Цоя - особенно, помню, был там корейский юноша, выглядевший как очень тощий и очень молодой Цой и служивший предметом обожания многочисленных цойманок. Цойманы часто напивались в жопу, громко орали, но в целом были совершенно безобидны, несмотря на свои угрожающие цепи, скреплявшие их тощие ягодицы с окружающей средой и военными ботинками, присутствовавшими на ногах и жарким летом тоже. Среди цойманок даже попадались симпатичные, если появлялась возможность выделить их расписные лица среди черных маек, черных же джинсов и преимущественно черного нечесаного хаера. У стены, короче, была своя жизнь, и еще какая.
Отступлю лирически: кто как, а вот лично я к стене Цоя всегда питал большое уважение. Языческий культ восточного певца заставлял его апологетов ублажать дух Цоя сигаретами, аккуратно сложенными в естественные углубления стены. Когда у нас заканчивались сигареты, а самый бойкий отказывался в сотый раз пиздовать до ларьков у "Смоленской" и тратить заработанные непосильным музицированием общественные деньги, посылался эмиссар, который незаметно для цойманов собирал табачные подношения. К чести цойманов отмечу, что среди сигарет бывал далеко не только вонючий "Космос", но и "Данхилл" попадался.
Стена Цоя расписывалась любовно и долго. Цойманы постоянно чего-то подновляли, чего-то добавляли, а паскудные надписи ликвидировали. Я даже думаю, у них существовали общественные фонды на краску и баллончики. Одним словом, стена была настоящей святыней племени и вызывала божественные чувства.
Над этими чувствами один раз жестоко подшутили какие-то заезжие панки. Как-то утром, в субботний летний денек, первые цойманы, подошедшие к стене, лишились дара речи, а кое-кого, несмотря на молодость, наверняка сразил апоплексический удар, поскольку стена Цоя больше не восхваляла Цоя, а, напротив, была целиком посвящена Льву Лещенко, сохранив при этом, что самое ужасное, первоначальный дизайн. Теперь надписи гласили: "Лева! Ты с нами!", "Лещенко ушел, но песни его остаются!", "Лева! Волгодон с тобой!". Были и другие надписи, которые я сейчас вспомнить не могу. Была даже выполненная углем голова Лещенко с всклокоченными власьями, пацификом и гитарой. В общем, налицо было глумление и надсмеятельство.
Сказать, что цойманы были в бешенстве - значит, сильно преуменьшить возможности этой уважаемой эмоции. Несколько дней потом та часть Арбата - до Смоленки - гудела по-пчелиному, только пчелы были чрезвычайно мрачны, одеты во все черное, а некоторые даже имели при себе арматуру. Наиболее трудолюбивые цойманы долго реставрировали святыню, страшно матеря при этом панков (те оставили на стене своеобразные визитные карточки с кликухами и надписями типа "пиплы не в обиду Витя хой!"), и стена в итоге приобрела почти первоначальный вид. Однако почти целое лето поклонники Цоя подозрительно вглядывались в лица людей, принадлежавших к панковскому племени, чуть ли не дежурили у стены, а некоторых особо борзых даже побили, невзирая на свою общую миролюбивость.
Мы-то, битло-, роллинго- и дорзманы, мы-то им даже посочувствовали. Сперва смеялись долго, конечно, а потом посочувствовали. Все-таки одно дело делали.